Благонамеренные речи - Страница 93

– В суд – чтобы ни-ни! аблакатов – ни-ни! – восклицали ликвидаторы, – вести дело начистоту!

– Зачем аблакатов! на что лучше, коли-ежели дело начистоту! – успокоивал один Хрисашка.

– Чистое-то дело – ровно как яичко облупленное! и глядеть-то на него весело! – присовокуплял другой Хрисашка.

Успокоенные ликвидаторы, потребовав на бегу еще графин очищенной, вновь скрылись в каюту, и я за ними. Адвокат окончательно разыгрался и сыпал случаями из своей юридической практики. Он весь сиял: из каждой поры его организма, словно от светящегося червячка, исходил загадочный свет.

– Вы удивляетесь, вы восклицаете: "Вот так "штука"!" – говорил он, когда мы вошли, – я тоже, в свою очередь, скажу: "Да, это «штука», но в том лишь смысле, что здесь слово «штука» означает победу знания над невежеством, ума над глупостью, таланта над бездарностью". Недавно в моей практике был следующий оригинальный случай, который я, можно сказать, не доводя до суда, устроил в пользу моей клиентки. Является ко мне дама и говорит, что у нее есть вексель от одного лица, уже не находящегося в живых. Мне стоило бросить только один взгляд на эту даму, чтобы понять, что тут есть что-нибудь неладное. И в самом деле, взял в руки вексель – черт знает что! подпись не подпись, а так какие-то каракули, навараканные и вкривь и вкось. "Это собственноручная подпись должника?" – спрашиваю я. "Да, это его подпись". – "Но это обыкновенная его подпись? всегда он подписывался таким образом?" – «Нет… да… болезнь…» – «Следовательно-с?..» Баба мнется, краснеет, бледнеет… "Достаточно, – говорю я, – я не желаю искушать вашу совесть. Я не знаю, выиграется ли это дело, но знаю, что подобные дела выигрываются". Затем я условливаюсь насчет гонорара, подаю вексель ко взысканию, а через неделю уже удостоиваюсь посещения наследника должника. «Вы взыскиваете с меня по векселю, – говорит он мне, – но это документ фальшивый: вот настоящие и притом современные документу подписи должника». – «Не смею с вами спорить, – отвечаю я, – но согласитесь, что ежели делать фальшивый документ, то гораздо выгоднее подделать подпись как следует, нежели так, как она в настоящем случае сделана. Здесь самое неряшество подписи доказывает, что она действительная». – «Словом сказать, – отвечает он мне, – если бы подпись была хорошо подделана, вы бы доказывали, что нельзя подписаться под чужую руку так отчетливо; теперь же, когда подпись похожа черт знает на что, вы говорите, что это-то именно и доказывает ее подлинность?» – «Не смею с вами спорить, – говорю я, – но мое убеждение таково, что эта подпись подлинная». – «Позвольте-с! ну, предположим! ну, допустим, что подпись настоящая; но разве вы не видите, что она сделана в бессознательном положении и что ваш документ во всяком случае безденежный?» – «Опять-таки не смею спорить с вами, но позволю себе заметить, что все это требует доказательств и сопряжено с некоторым риском…» Затем мы пожимаем друг другу руки и расстаемся, как джентльмены. Через неделю он, однако же, вновь удостоивает меня посещением. – «Слушайте! – говорит, – я человек спокойный, в судах никогда не бывал и теперь должен судиться, нанимать адвокатов… поймите, как это неприятно!» – «Совершенно понимаю-с, но интересы моих клиентов для меня священны, и я, к сожалению, ничего не могу сделать для вашего спокойствия». – «Позвольте! если бы ваша клиентка сделала уступку… если бы, например, половину… ведь задаром и половину получить недурно… не правда ли, недурно!» – "Правда-с; но извините, я не имею права даже останавливаться на подобном предположении; это была бы правда, если б было доказано, что деньги, которые вы изволите предлагать на мировую, действительно приобретаются задаром, а для меня это далеко не ясно". – «Ну, так как же? нельзя, стало быть… задаром-то?» – «Извольте, я сделаю, что от меня зависит, я переговорю с моей доверительницей…» И чрез несколько дней, действительно, устроиваю дело к общему удовольствию!..

– То есть, взяли деньги задаром? – отрубил один из депутатов.

– Повторяю: я не считаю себя вправе тяготеть над совестью моих клиентов. В настоящем случае моя роль была ясна: облегчить пути для мирного соглашения, и я достиг этого. Исполнивши это, я мог бы счесть свои обязанности оконченными, но я пошел даже дальше. Во внимание к тому, что противная сторона предупредительно избавила меня от грустной обязанности ходатайствовать пред судом, я дал ей полезный совет. "Берегитесь! – сказал я наследнику должника, – перед вами еще целых десять лет, в продолжение которых вас могут тревожить подобными документами!"

Это было сказано так ясно, отчетливо и вразумительно, что депутат-помещик уже без всякой церемонии запел:

– Но я-я-ко разбо-ойник!

Однако ж педагог не унялся и рискнул возразить.

– Позвольте, – сказал он, – не лучше ли возвратиться к первоначальному предмету нашего разговора. Признаться, я больше насчет деточек-с. Я воспитатель-с. Есть у нас в заведении кафедра гражданского права, ну и, разумеется, тут на первом месте вопрос о собственности. Но ежели возможен изложенный вами взгляд на юридическую истину, если он, как вы говорите, даже обязателен в юридической практике… что же такое после этого собственность?

Вопрос этот до такой степени изумил адвоката своею наивностью, что он смерил своего возражателя с головы до ног.

– Собственность! – ответил он докторальным тоном, – но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого слова! Собственность – это краеугольный камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность – это объект, в котором человеческая личность находит наиудобнейшее для себя проявление-с. Собственность – это та вещь, при несуществовании которой человеческое общество рисковало бы превратиться в стадо диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих определений совершенно достаточно!